Сердце льва - Страница 15

– Абдули? – Рэн сжал рукоятку кинжала так сильно, что костяшки его пальцев побелели.

– Да. – Шокаи поклонился.

– И ты пришел сюда просить меня выполнить твои обязанности? – Мускулы Рэна напряглись.

– Да.

– Никогда! – вскричал Рэн и метнул кинжал. Тот вонзился в деревянное перекрытие. – Господи, старик сам не знает, о чем просит!

– Мой господин…

– Нет, старик! – Рэн встал и вытащил кинжал. – Поищи кого-нибудь другого. Мне надоело спасать погибающих.

– Но душа не может быть свободной в золотой клетке.

Рэн громко вздохнул. Слова Шокаи поразили его как удар грома. Золотая клетка. Гарем. Мысль, что Аврора проведет хоть минуту в гареме, повергла его в неистовство. Рэн разрушил бы целый город, чтобы спасти Аврору, будь ее похитителем кто-нибудь другой, но связываться с Абдули…

– Нет, я не могу. – С какой стати бередить старые раны ради спасения едва знакомой женщины?

– Так ты добровольно даришь принцу пустыни такое сокровище? – осведомился Доминго. – Матерь Божья, ты ведь знаешь законы Корана, Рэн! Араб заявит на нее свои права, и женщина навсегда останется в стенах гарема! – Лицо Рэна потемнело от гнева, но Доминго подлил еще масла в огонь: – А впрочем, возможно, она счастлива, что на нее обратил внимание этот властитель. Ведь редкая женщина способна устоять перед ним.

– Хватит! Все эти слухи не стоят выеденного яйца. А ты, мистер Авилар, – Рэн направил кинжал на испанца, – ты перешел все границы.

Доминго сохранил невозмутимость, хотя его поразила эта вспышка гнева. Рэнсом Монтгомери обычно был сдержан, спокоен и безжалостен.

– Девственность, как и рыба, не сохраняется долго. – Теперь Шокаи нанес удар Рэну. Хотя тот не был вполне уверен, что Аврора девственница, мысль, что Рахман на правах хозяина завладел ее телом, привела капитана в ярость.

Шокаи вдруг пошатнулся и упал. Рэн быстро разрезал завязки его плаща, увидел на впалой груди старика следы плети и тут же послал за судовым врачом.

– Рэнсом… – Доминго указал на следы крови на полу и ковре. Рэн взглянул на босые ноги старика. – Должно быть, он прошел немалый путь, – с уважением прошептал Доминго.

– Дурак обретает ум, только когда ему как следует достается. – Слабый голос Шокаи был едва слышен. Он взял Рэна за руку. – Следует винить преступление, но не всегда преступника.

– Ты хочешь сказать, что Абдули не виноват в этом?

– Великое злодеяние зачастую считают благородным поступком, мой господин.

Рэн не понял, к кому относятся эти слова старика – к нему или к людям Абдули.

Появился врач, и Рэн приказал ему заняться стариком. Когда Шокаи осторожно вынесли из каюты, капитан долго стоял возле иллюминатора, глядя на полную луну и представляя себе лицо женщины, ради освобождения которой он мог бы бросить вызов всей пустыне.

«Ты снова пытаешься сделать меня слабым, маленькая колдунья. Но сейчас это тебе не удастся», – подумал он.

– В этом порту небезопасно, Доминго, – обратился Рэн к вошедшему в каюту испанцу. – Отведи «Льва» в воды Танжера и оставайся там на якоре не менее пяти суток, затем пройди две мили курсом вест. Мы подождем тебя там.

Доминго с трудом сдержал удовлетворенную улыбку.

– Скажи, Рэн, что заставило тебя изменить решение? Страх наказания, которому маленькая голубка подвергнет тебя, если ее телохранитель умрет, или мысль о том, как она извивается под Абдули, обхватив его не только руками?

Рэн поднял голову. Его глаза сверкали от ярости.

– Забудь этот разговор, – пробормотал Доминго и выскочил из каюты.

Когда дверь за ним захлопнулась, украшенный драгоценными камнями кинжал просвистел в воздухе и по самую рукоятку вонзился в стену.

Глава 7

Сахара.

Берберийская пустыня

Жаркий ветер пустыни сотрясал стены просторного шатра. Песок обрушивался на них, проникая сквозь швы. Внутри располагались маленькие, разделенные занавесями комнаты. Мужчины в разноцветных халатах неторопливо вели разговоры, ели и пили. Женщины, закутанные с головы до ног в черное, бесшумно, как тени, прислуживали им, убирая грязную посуду.

Снаружи кто-то неумело играл на флейте.

Темнокожий мужчина с царственной осанкой возлежал на возвышении у самой стены. Пестрый шерстяной ковер устилал пол, на нем стояли блюда с финиками, померанцами, фигами и курагой. Но мужчина не притрагивался к лакомствам и не участвовал в беседе. Аврора, чувствуя на себе его пристальный взгляд, не поднимала головы.

С того момента, как его слуги развернули драную подстилку и бросили Аврору к ногам этого человека, как военный трофей, она не проронила ни слова, опасаясь, что ее акцент еще больше усилит честолюбивое желание властителя поместить иностранку в гарем. Пока он ничем не выдавал своих намерений относительно нее. Два дня Аврору продержали на женской половине, искупали и удалили с тела все волосы, сделали массаж, умастили благовониями. После всего этого девушка чувствовала себя лакомством, приготовленным для пира. «Пировать будет шейх, – думала она, – а лакомым кусочком для него стану я, ибо теперь меня превратили в рабыню». «Целия, мать-прародительница всего сущего на Земле, храни меня», – молилась Аврора. Неизвестно, надолго ли оградит ее Господь от черноволосого бедуина. Не зная, куда ее увезли, Аврора ничуть не сомневалась, что здесь не найдется никого, кто осмелится противостоять этому красивому арабу и поможет ей бежать. Если бы она раньше почуяла приближение врагов, напавших на нее и Шокаи, они смогли бы предотвратить несчастье, но девушка не позволила бы себе оплатить свою свободу страданиями старика. Она и сейчас с ужасом думала об участи, постигшей Шокаи. Что с ним? Ведь он сделал все, что мог, для их с Авророй спасения, но молодых противников было слишком много, и Шокаи не мог одолеть их. Аврора испытывала непреодолимое отвращение к мужчине, возлежавшему на подушках.